7 великих комедий - Страница 99

Шеллоу. Так дед завещал ей семьсот фунтов?

Эванс. Да. А отец оставит и получше сумму.

Слендер. Я знаю эту девицу: у нее хорошие качества.

Эванс. Семьсот фунтов и виды на будущую прибавку – хорошие качества.

Шеллоу. Ну, отправимся. А Фальстаф там?

Эванс. Могу ли я солгать? Я презираю обманщика, как презираю того, кто лжив, или как презираю того, кто не правдив. Рыцарь сэр Джон там, но я умоляю вас следовать советам ваших доброжелателей. Сейчас постучусь в дверь мистера Пэйджа. (Стучит.) Э! О! Благослови Господь дом ваш!

Пэйдж (за сценой). Кто там?

Входит Пэйдж.

Эванс. Вот Божье благословение и ваш друг судья Шеллоу; а вот молодой мистер Слендер, который, может быть, расскажет вам другую историю, если все придется вам по вкусу.

Пэйдж. Очень рад видеть вас, господа, в добром здравии. Мистер Шеллоу, благодарю вас за дичь.

Шеллоу. Мистер Пэйдж, мне очень приятно видеть вас. Кушайте ее на здоровье. Я хотел бы, чтобы ваша дичь была лучше: эта плохо была убита. Как поживает добрейшая миссис Пэйдж? Я предан вам всей душой, видит Бог, всей душой.

Пэйдж. Покорнейше благодарю.

Шеллоу. Это я вас благодарю; право же, я благодарю.

Пэйдж. Добрейший мистер Слендер, мне весьма приятно видеть вас.

Слендер. Как поживает ваша рыжая борзая? Сказывали мне, что в Котсоле ее обогнали.

Пэйдж. Дело это осталось нерешенным.

Слендер. Вы не хотите признаться, не хотите признаться.

Шеллоу. Конечно, не хочет. Это не ваша вина, не ваша вина: собака хорошая.

Пэйдж. Дрянь собака!

Шеллоу. Нет, хорошая собака и видная собака. Можно ли сказать больше того? Хорошая и видная. Сэр Джон Фальстаф у вас?

Пэйдж. У меня, сэр, и мне бы очень хотелось уладить вашу ссору.

Эванс. Сказано, как и подобает христианину.

Шеллоу.

Он оскорбил меня, мистер Пэйдж.

Пэйдж. Сэр, он отчасти сам сознается в этом.

Шеллоу. Сознаться – еще не значит расквитаться, не так ли, мистер Пэйдж? Он оскорбил меня, как есть оскорбил, одним словом оскорбил. Поверьте: Роберт Шеллоу, эсквайр, говорит вам, что он оскорблен.

Пэйдж. Вот и сэр Джон.

Входят Фальстаф, Бардольф, Ним и Пистоль.

Фальстаф. Так что ж, мистер Шеллоу, вы пожалуетесь на меня королю?

Шеллоу. Сэр, вы избили мою прислугу, застрелили моего оленя и выломали дверь в моем охотничьем домике.

Фальстаф. Но не целовал дочери вашего лесничего.

Шеллоу. Ну да что там! Вы за это ответите!

Фальстаф. Отвечу хоть сейчас. Да, все это я сделал. Вот и ответил.

Шеллоу. Совет узнает об этом.

Фальстаф. Вам же хуже, если об этом узнают в Совете: вас высмеют.

Эванс. Pauca verba, сэр Джон. Говорите лучше немного слов!

Фальстаф. Ослов-то добрых немного! Слендер, я, кажется, проломил вам голову… Что вы имеете против меня?

Слендер. Право, сэр, у меня в голове кое-что осталось против вас и ваших дружков-негодяев – Бардольфа, Нима и Пистоля, которые затащили меня в таверну, опоили и обчистили мои карманы.

Бардольф. Ах ты, бенберийский сыр! (Обнажает меч.)

Слендер. Хорошо, хорошо, ругайся!

Пистоль. В чем дело, Мефистофель?

Слендер. Хорошо, хорошо, ругайся!

Ним. Руби его, говорят вам! Pauca, pauca! Руби его, палка! Вот мой нрав!

Слендер. Где мой слуга Симпль? Не знаете ли, дядюшка?

Эванс. Покорнейше прошу вас успокоиться. В этом деле – три посредника, сколько я понимаю: мистер Пэйдж – fidelicet мистер Пэйдж; затем я сам – fidelicet я сам, и третий – последний и окончательный – хозяин таверны «Подвязка».

Пэйдж. Нас трое, чтобы выслушать дело и покончить его мировой.

Эванс. Очень хорошо. Я занесу это к себе в записную книжку, и вслед за сим приступим к разбирательству дела со всевозможным беспристрастием.

Фальстаф. Пистоль!

Пистоль. Он весь превратился в слух.

Эванс. Что за чертовщина такая – «он весь превратился в слух»? Да это манерничанье!

Фальстаф. Пистоль, ты обчистил кошелек мистера Слендера?

Слендер. Обчистил, клянусь этими перчатками, не войди я никогда в свой собственный парадный зал! Семь гротов он стащил у меня, – семь гротов шестипенсовой монетой да еще два эдуардовских шиллинга, которые я купил у Эди Миллера по два шиллинга за каждый, клянусь этими перчатками!

Фальстаф. Это правда, Пистоль?

Эванс. Нет. Как можно называть правдой воровство? Это не правда, а обман.

Пистоль.

Ах ты, пришлец с гор! Сэр Джон, мой вождь!
Я призываю хвастуна к ответу!
Гнев возраженья в нос тебе кидаю,
Гнев возраженья, пена, грязь! Ты лжешь!

Слендер (указывая на Нима). Тогда вот этот сделал, клянусь моими перчатками!

Ним. Поосторожнее, сэр, и укротите ваш нрав! Коли вы натравите на меня ваши глупые остроты, так ведь я сострю так, что вам не снилось. Зарубите на носу!

Слендер. Ну так это сделала вон та красная рожа, клянусь моей шляпой. (Указывает на Бардольфа.) Я хоть и не точно помню, что со мной происходило, когда вы напоили меня пьяным, но все-таки не совсем же я осел.

Фальстаф. Что скажешь ты на это, Джон Румяный?

Бардольф. Да что сказать? Скажу, что сей джентльмен упился в это время так, что лишился своих пяти чувствий.

Эванс. Правильнее сказать – пяти чувств. Фу, какое невежество!

Бардольф. А нарезавшись, он, что называется, спекся. И выводы превзошли возможности.

Слендер. Да, вы и тогда говорили по-латыни. Но не в этом дело. После такой штуки я никогда в жизни не напьюсь иначе, как в честной, благовоспитанной и приличной компании. Напьюсь пьян только с теми, в ком страх Божий, а не с пьяными негодяями.